Зима 92 года. В спальном помещении около 7-10 градусов. Мне очень плохо. В пограничных войсках, как и во всей нашей армии, солдату бывает плохо и очень плохо. Когда солдату очень плохо он обычно умирает, вешается, пилится, стреляется, убегает на сопредельную территорию, залезает на сторожевую вышку со снайперской винтовкой и никого не выпускает из здания заставы, косит, заболевает ностальгией. В общем, варианты есть, но всех у них, как правило, один путь и один конец. Как правило. Есть второй путь. Если его пройти до конца, то оказываешься дома. Примерно через два – два с половиной года. Про то, что ностальгия это название болезни, я узнал только в армии. Так вот зима 92-го, мне очень плохо.
В 9 классе школы учитель по истории сказал мне: «Ширяев возвращение в детство возможно только в форме маразма». С тех пор я заболел этой болезнью и кажется навсегда. Для меня, как и, наверное, и для любого человека с развитым воображением, лучший способ уйти от действительности – нырнуть в прошлое или помечтать о будущем. В армии я спасал рассудок с помощью и того и другого.
Про любовь….
Мне холодно и очень плохо, я закрываю глаза и представляю себе улыбающуюся Дашку. Мне тепло и уютно, я засыпаю.
Про друзей….
Вечер 31 декабря, 150 километров до ближайшей жизни, полнолуние. Я выхожу на улицу, смотрю в лес, и тут меня с головой накрывает ощущение, что никому в этом мире я не нужен. Это самое страшное, что может случиться - почувствовать, что ты один. Я смотрю на северное сияние, вспоминаю день Нептуна, поход по Истре и рейды за мужской удачей по ночным Снегирям. Тут же вспоминаю про Серегу и Ромку, возвращаюсь в спальное, перечитываю их письма и понимаю, что я не один. Это самое главное – чувствовать, что у тебя есть друзья. Черт, через два часа новый год!
Про любимую музыку...
Через пару недель «королевская» проверка. Какой-то тыловой герой объясняет нам семерым, выживающим вторую зиму в тайге, что у солдата в тумбочке могут быть только личные вещи, к которым относятся предметы личной гигиены и иголка с нитками. Письма и фотографии не по уставу. Выкинуть и сжечь. Проверка не первая, поэтому обученный солдат начинает снимать плакаты с девками со стены. Аккуратно, чтобы не порвать и завтра повесть снова. Но этот проверяющий настырный – рвет один плакат и походит ко второму с Depeche Mode. Плакат-то дрянь польская, но я не выдерживаю, потому что он один, потому что мне его специально прислали мои друзья. В голове проносятся снегиревские дискотеки, маяк, бесиловки у Ромки дома. 10 суток губы и порванный плакат. Идиот! На губу, конечно же, не отправляют, так как нас всего семеро. Шестеро не смогут поддерживать заставу круглосуточно и нести службу. Плакат висит у меня дома, склеенный и весь в автографах. Этой же ночью в дежурке включаю Here is the house, потом сразу же 101-ый и целых два часа в зимних Снегирях ……... Перед хоккеем одеваемся в форму (а в этом согласитесь, было что-то особенное) под любимую музыку, после хоккея также обязательный Here is the house, ночью он же. У Ромки это, по-моему, до сих пор самая любимая песня. Первая песня 101-го…закрываю глаза - и я в палатке. На тумбочке Гусевская электроника, мы лежим с закрытыми глазами и летаем. Без алкоголя, без всего. Так вот мы слушали музыку…..конец кассеты…..но застава спит, офицеров нет, и снегиревская дрема держит меня до утра. Вспоминаю, что первый раз увидел это название на торце Нефатенковской клюшки в 86-ом, вспоминаю Саню Грунцева у которого на кассете вместе с Papa don’t a prich были записаны Black celebration и Question of time. Он даже не знал название группы, но сказал, что модно. Ближе к утру наколов повару дров, засыпаю в хорошем настроении, весь сон снится что-то хорошее, утром должна быть почта. Просыпаюсь, включаю DM и начинаю перечитывать письма. Тут же переношусь в сентябрь 91-го. Учебный пункт. Деды делят молодых и тут меня с построения вызывают в роту к старым.
Ну, думаю, началось. Подводят к «старому» Москвичу.
- Ты что ль депешист?
- Ну, я.
- Слышал, что они в Москву приезжают? Можешь, у кого ни будь узнать когда? - в Москву я звонок организую.
Звоню в Москву. Никто ни сном, ни духом, хотя слух прошел. Как выяснилось позже из московского Комсомольца. Всю ночь строю планы побега на концерт. Понимаю, что накроют при выезде из погранзоны. Расстраиваюсь.
Этот случай поставил меня особняком…недели на две.
Про яйца….
Дежурство в столовой – это единственное место, где можно пересечься со старыми с глазу на глаз и это то самое место, где молодых учат жизни, видимо той самой, про которую потом говорят, рассказывая про армейские годы, мол «жизни научился». Нас двое и мы чего-то там отказались делать. Их семеро и у них есть желание научить нас уважению…….В эту ночь я узнал свой предел. Таким же я остаюсь и по сей день и мечтаю, никогда больше не испытывать себя на прочность - страшно. Теперь же я и понимаю, что таким меня воспитали Снегири. Ну не только конечно они, но больше чем наполовину. Снегири научили меня жизни так, что потом переучиваться не пришлось. Жизнь в коллективе, неподдельное уважение к наставникам, ненависть к унижению. Конечно же, в любой стае, даже в стае категории «А» должен быть лидер и за свою свободу приходится сражаться.
Та драка с Нефатенко во многом определила мой статус в Снегирях на долгие годы и мой собственный статус по жизни. Он меня тогда побил, потому что был сильнее, моднее, жестче и совершенно очевидный лидер. А я просто любил авиамодельный кружок, и мне не нравилось, что это ставится мне в вину. Секундантом был Сашка Матазов. Дрались в лесу за воротами напротив веранды первого отряда до первой крови. Примерно через минуту после начала он снес мне нижнюю губу, но я сказал, что будем драться дальше. Очевиднейшая глупость. Он меня просто стряхнул с ноги, в которую я вцепился…и никогда больше не пытался меня подчинить. Кстати уже зимой я приходил к нему домой и помогал по его просьбе делать английский, математику и что-то там еще. Так что с Андрюхой мы просто отметили зоны личного пространства. С тех же пор меня зауважал и Матазов, и я получил пропуск во «взрослую» жизнь старших отрядов, чем поначалу злоупотреблял. Не знаю как об этой драке (как впрочем, и обо всем, происходящем в лагере) узнал Соловьев, но с того дня наши отношения в корне поменялись. Отныне я всегда чувствовал его поддержку и понимание. Таня Михайлова еще смеялась над нашими отношениями, мол, сначала как кошка с собакой, а теперь вот водой не разольешь. И дал он мне это почувствовать буквально через несколько дней. Заручившись поддержкой 13-74 Батаева, Андрюха Нефатенко умело морально меня имел на предмет полной моей неприспособленности к взрослой жизни. Мол, все давно уже о-го-го, а я все самолеты строю. В этот момент в палату зашел Соловьев. От Батаева не осталось ничего, так как А.В. объяснил ему, чем водитель по жизни отличается от конструктора автомобиля. Сопротивление было, сломлено, а без поддержки старших Андрюха ко мне приставать не хотел. Потом я был помощником, потом вожатым. Бывали поступки, за которые стыдно до сих пор. И именно это чувство стыда за собственные действия и стали последней закалкой моего характера.
У нас на заставе почти не было дедовщины, но среди молодых завелась крыса, и я ее вычислил. Наказывали все вместе – заставили жрать сворованную муку над очком. Утром крыса написала раппорт, быстро приехал особист и самый ярый дед-Узбек, с которым я постоянно бился за молодых, первым написал объяснение, в котором вложил всех и по полной программе. Мне с поваром как заводилам светил дизель (дисбат) за неуставщину, а этому ярому поборнику дедовских традиций нулевая партия домой. Когда нас выводили из конторы (офицерская канцелярия в здании заставы) перед ней стояли все молодые. Сказано было примерно следующее: «Крысу эту с заставы от нас уберите, ДЕпеш (это моя кликуха армейская) не виноват, это мы попросили братана наказать, чтоб заставу не портил, а узбека мы на фланге застрелим, так как он нам ножом постоянно угрожает. В итоге я с поваром остался дослуживать….. А сварил мои яйца вкрутую Серега Свидерский. Именно он как-то раз, когда я несправедливо пытался заставить его что-то делать, он просто и ясно мне об этом сказал. Сколько раз я вспоминал и вспоминаю своих настоящих наставников: Шамраева, Соловьева, Садикова, Валю. Это те мужики, на которых я до одурения хотел быть похожим. В этом списке нет Гольмакова. Хотя он там был долгое время.
За правду…..
Долгими зимними вечерами, когда всем нам было плохо и хотелось домой мы, просто рассказывали друг другу о том, какие мы были крутые до армии. Ну, подвирали естественно. Я постоянно рассказывал про Снегири. Мне не верили. Было даже две драки, но потом вроде поняли, что так вдохновенно врать на протяжении двух лет просто нельзя. Когда я рассказывал про то, как мы играли на коробке после дождя, выяснилось, что отец одного из сослуживцев работает укладчиком тартана и ригупола. Только тогда я узнал, СКОЛЬКО стоит такая коробка, и именно этому рассказу не верили дольше всего. А били меня просто из зависти. Сам дурак, нечего было рассказывать про чудеса лагеря класса «А» ребятам из Котласа и Нарьян-Мара. Но я по-другому не мог, потому что именно это было моей жизнью до армии.
Дембельский альбом….
Это такой альбом на память о службе. С картинками, неуставными фотографиями и памятными надписями сослуживцев. Я его делать не стал. Взял тот самый плакат DM и на обратной стороне подписал всех, с кем служил. Но альбом делают не потому, что так надо, а потому что это убивает время. К тому моменту, когда я это понял, мой зёма приехал из отпуска и привез из Москвы кока-колу, сникерс и что-то еще. И тогда я решил сделать дембельскую записную книжку. На обложку приклеил вырезанную надпись Coca-cola, а на нее приклеил картонного снегиря. На внутренней стороне вклеил черное крыло, а на него красную розу. Понравилось всем. Про крыло не спрашивали. Весенний призыв зовется фазаньим, а мы соответственно фазаны. А вот про Снегиря и красную розу спросили: “на хрена, ты ж фазан, а не снегирь и к чему роза?”. Я отвечать не стал. Все равно не поняли бы или не поверили бы.
Про конец мечты…
А в будущее из армии я бегал как раз на 40-овой километр по Волоколамке. Вот, мечтал, приеду домой, и махнем в лагерь. А в лагере, по-моему, начальником был Дмитрий Евгеньевич. Я понимаю, что главная беда отсутствие финансирования, но такого увидеть я не ожидал. Больше всего поразил Валя, вернее его пародия. Надеюсь, что сейчас с ним все в порядке. Больше в лагерь я не ездил и не очень-то и хочу. Не к чему мне видеть застроенное футбольное поле.
Дима, Дима, ты взял чужой вес. Я понимаю, что не приятно когда тебя называют Дима вместо полновесного Дмитрий Евгеньевич. Не солидно. Но ТАК убить снегиревский дух, как его убил ты! Сделать ночную жизнь дневной, а про дневную забыть напрочь – это самый простой, но отнюдь не самый лучший способ выживания в условиях реформы. Новая метла, как известно, метет по-новому. Но из купели вместе с водой незаметно выплеснули и ребенка. Исчез Снегиревский дух. Это уже не был лагерь класса «А». Это был обыкновенный побратим шинников, монтажников и энергетиков. Я в этом лагере не рос и не воспитывался.
В 94-ом году мое заболевание маразмом закончилось. Жесткая действительность стала лучшим лекарством от детского инфантилизма на участке в несколько гектаров.
Пятый пункт…
Что мне нравилось в Снегирях? А что нравилось поколению сороковых в эти самые ревущие войной сороковые? Детство и юность прекрасны всегда, в том числе и во время войны. В Снегирях я вырос, Снегири научили меня любить и ненавидеть, сделали меня мужчиной. Снегири дали мне настоящих друзей, с которыми мы вместе и по сей день. Снегири это мой камертон. Вернее мое сердце снегиревца бьется камертоном по моей жизни и вовремя дает знать, когда я сбиваюсь с такта. Я действительно их часто вспоминаю добрым словом, так как благодаря им я получил ярчайшее детство и незабываемый юношеский опыт.
Часто ли мы с Серегой, Ромой и Антоном вспоминаем Снегири? Спросите наших девушек, о чем мы рассказываем им по сто первому разу, когда напиваемся и куда собираемся поехать на следующий день, пока не протрезвели?
Благо жизнь насыщена событиями, и мне теперь не досуг прятаться в прошлом, слишком много надо успеть сделать, ведь Родина украла у меня два года. Но я знаю, что когда меня посчитают тихим сумасшедшим с хронической формой маразма, то значит, я просто решил прошвырнуться в Снегири и обратно. |